"Педро" с еврейской улицы

© Sputnik / Роин БибылтыСтарый новый Цхинвал
Старый новый Цхинвал - Sputnik Южная Осетия
Подписаться
Мальчишкой я бегал на еврейскую улицу покупать жевательную резинку и знал, в какую надо постучаться дверь, чтобы купить то, что надо

Еврейская улица (Уирагты уынг — осет.) в Цхинвале была особой достопримечательностью, ее старые с потемневшими от времени деревянными балконами дома по ту и по эту сторону улицы сжимали и без того узкую дорогу спускающуюся к Большому базару. 

Мальчишкой я бегал на эту самую еврейскую улицу покупать жевательную резинку. Я знал, в какую надо постучаться дверь, чтобы купить правильную жвачку. На стук обычно выходила тетка в цветастом фланелевом халате с черной жесткой щетиной на лице. Вначале я пугался, думал, что это переодетый мужчина, он отберет у меня все деньги, а жвачки не даст. Но страхи мои оказывались напрасными, все делалось быстро, по-деловому: я давал тетке 50 копеек, а она мне тоненькую пластинку жевательной резинки.

О, какой восторг я испытывал, когда осторожно, чтоб не уронить в грязь белую, пахнущую мятой пластинку, рвал обертку и клал жвачку в рот, откуда уже капала слюна, как у пса в ожидании подачки. Челюсти начинали работать, за спиной вырастали крылья, я взмывал вверх и, обгоняя ветер, летел в школу. Со жвачкой во рту я еще ни разу не опоздал, и вот уже я сижу за своей партой, достаю тетрадь, учебник, а сам, урча от удовольствия, жую. Соседка по парте принюхивается, поворачивает ко мне свою рыжую голову и шепотом просит дать ей половину.

— Нет, — говорю. — Жвачка-то совсем новая, пожалуй после уроков дам тебе четвертинку.

— А что ты мне вчера обещал в буфете?

— Не помню, а что?

— Я тебе дала двадцать копеек на котлету с хлебом, а ты сказал, что за это принесешь мне жвачку.

— Ладно, — тяжкий вздох, — после урока жвачка твоя.

— Смотри, жуй осторожно и не проглоти, как в тот раз.

— Меня же тогда училка била чтоб ей лопнуть, пришлось проглотить, у нее и так рот был полон жвачки, так она и на мою, блин, позарилась.

— Не ругайся. Если бы ты не чавкал так громко, она, может, и не заметила бы.

— А хорошо быть учителем: отбираешь у своих учеников жвачку и жуй не хочу.

— Ну-ка прекрати разговоры, что это у тебя во рту?

— Ничего, Римма Берлиозовна.

— А чего тогда у тебя челюсти двигаются, как у ненормального, опять жвачка?

— Нет, что вы, Римма Берлиозовна, у меня в зубе дупло, и она застревает там, потом ничем не выскоблишь.

— Где ты ее покупаешь?

— Жвачку-то? На еврейской улице.

— У бородатой тетки?

— Да, знаете, у нее иногда бывает жвачка "Педро", если не жевали, то попробуйте, из нее такой шар можно выдуть!

— Деточка, на тебе рубль и купи две жвачки, одну оставь себе, но другую принеси обязательно.

Одноклассники все заплакали от зависти, а я помчался на еврейскую улицу. На этот раз тетка вышла ко мне с гладко выбритым лицом. Обычно мрачная, она теперь улыбалась. Я расплатился с ней, но она вдруг притянула меня к себе и обняла. От неожиданности я закричал и начал вырываться, но она вложила в мою ладонь подушечку "Педро", я мигом успокоился и дал себя погладить.

С тех пор между нами завязались дружеские отношения, я уже не боялся ее: пусть себе тискает, если нравится. По правде говоря, я был избалованный мамиными подругами мальчик. Не знаю, что они во мне такого нашли? Бывало, иду себе по улице, радуясь весне и предстоящим каникулам, и вдруг откуда-то из засады выскакивает тетка и начинает визжать: ой, какой славный мальчик! Ангелочек право! А чей ты сын? Ирин, говорю я угрюмо. Ах ты боже мой, так мы с твоей мамой учились вместе. Ути-пути, сюсю-мусю, боже, какие ресницы! Дай-ка я тебя поцелую, деточка. И тетка со зловонным дыханием начинает чмокать, оставляя на моих щеках алую, как кровь заколотой свиньи, помаду.

Изо рта еврейки тоже пахло, но только сладкой жвачкой, и потому даже бывало приятно, когда она целовала меня. К тому же она не красилась, и я выходил от нее с чистым, без следов помады лицом, зато рот у меня был набит халявной жвачкой, которую я рассчитывал сбагрить одноклассникам. Приходили покупатели из старших классов тоже и просили показать товар. Для вящего эффекта я выдувал большой бледно-розовый шар, и когда он лопался, слизывал с губ ошметки и принимался упоенно жевать. Ребята вокруг смотрели на мои выкрутасы, глотали слюни, а я выплевывал жвачку на ладонь и давал клиентам самим убедиться в свежести товара.

Но потом тетка с щетиной куда-то пропала, вместо нее жвачкой торговала молодая хорошенькая еврейка. Я в нее влюбился и мечтал, чтобы она приласкала меня, но, похоже, ей было не до маленького мальчика, потому что возле нее вился взрослый длинноносый парень. Как-то молодая еврейка вышла одна, и я, набравшись храбрости, обнял ее, так она чуть не прибила меня за это, наотрез отказалась продавать жвачку по обычной цене. В общем, прогнала меня и велела больше не появляться. Я немного погоревал, потом вместе с ребятами стал ездить в Гори, а там можно было купить не только подушечку "Педро", но и шоколадное мороженое.

Однажды осенью, в пору, когда собирали виноград, я проходил по старому мосту и вдруг заметил дым над еврейской улицей. Люди проносились мимо с криками: пожар, пожар! Я тоже ринулся со всех ног и увидел, что горит тот самый дом, где я покупал жвачку. Я сразу подумал, сколько жевательного добра сейчас там пропадает, и тут с удивлением заметил, что толпа глазеет не на охваченный пламенем дом — внимание людей было приковано к беременной бородатой женщине. Она была одета во все черное. Ее поддерживала та самая красивая еврейка и еще какая-то ведьма.

Пожарные, судя по приближающемуся вою сирены, уже мчались на помощь, а из горящего дома кто-то выбрасывал дымящиеся вещи на улицу. На земле в куче спасенного от огня скарба на грязном матраце валялся магнитофон. Я его сразу заметил и положил на него глаз. И тут какой-то пацан подбежал к матрацу, хвать магнитофон и наутек. Я бросился вдогонку, подбирая по дороге камни и швыряя в вора. Я попал убегающему в спину, тот оглянулся и, поняв, что я не отстану, бросил магнитофон и скрылся в переулке.

Я взял магнитофон и, радостный, вернулся с ним к горящему дому, протолкался сквозь толпу к бородатой женщине и положил его перед ней. Она узнала меня, улыбнулась и, повернувшись к молодой еврейке, что-то ей шепнула. Та выслушала, посмотрела на меня, тоже улыбнулась и, вынув из кармана горсть подушечек "Педро", вложила в мою трясущуюся от возбуждения руку и, обняв, поцеловала…

Лента новостей
0